.jpg)
2 January, 2019
Концертный зал взорвался аплодисментами. Овация уральской публики, вставшей со своих мест, была профессиональной, крепко сбитой. Солист и дирижер трижды выходили на поклон, но слушатели все не унимались. Так восторженно, на фестивале «Безумные дни», меломаны встретили творческий союз скрипача Айлена Притчина и камерного оркестра «La Primavera». Любовь солиста к нетривиальному прочтению сочинений и уникальным программам привлекла внимание корреспондента «Уральского Меридиана». Интервью с одним из самых ярких российских скрипачей читайте прямо сейчас.
– Айлен, готовясь к нашей встрече, просматривала предыдущие интервью, видеозаписи концертов. Судя по всему, Вы любите оригинальные программы и «незаезженные» произведения. Однако, на фестивале мы услышали популярную классику: фантазию на темы из оперы «Кармен» и «Цыганские напевы» Пабло Сарасате, концерт для скрипки и струнного оркестра Мендельсона. Вы принимали участие в подборе этих программ?
– Обычно я предпочитаю сам выбирать произведения для концертов. Но в данном случае этим занимались организаторы «Безумных дней». Мне оставалось только согласиться на их предложения. На самом деле, такого рода программы для меня непривычны и «Цыганские напевы» выучил специально для этого концерта. Но есть много других пьес, которые хочется исполнить! Когда мы все время играем одни и те же произведения, то наше искусство немного консервируется. Не стоит зацикливаться на музыке, которая была написана более 100 лет назад. Мне кажется, очень важно открывать что-то новое и для других, и для самого себя.
– Раз публика узнает что-то новое, то присутствует и некий образовательный эффект?
– Возможно. Если честно, я не пытаюсь делать из концертов образовательные программы. В первую очередь исполняю те произведения, которые интересны мне. А когда что-то нравится самому, всегда хочется поделиться этим открытием с другими.
– Мне кажется, малоизвестных сочинений – в изобилии. Невозможно включить в репертуар все опусы. Как выбираете?
– Этот процесс непредсказуем, он всегда происходит по-разному. Например, вы можете читать книгу, где упоминается какой-то композитор или музыкальное произведение, заинтересоваться и отыскать ноты. А вот найти и послушать запись нужной пьесы – не всегда легко. Аудиозаписей некоторых сочинений просто не найти.
– То есть, во время работы Вы ориентируетесь и на опыт других исполнителей?
– Если учишь хорошо известную вещь, то запись не нужна. В концерте Чайковского интереснее найти свои собственные решения, исходя из партитуры понять, как устроена эта музыка. Действительно любопытно послушать записи малоиграемых сочинений. Но это лучше делать только на начальном этапе. Чем больше ты погружаешься в произведение, чем лучше понимаешь его структуру, тем сильнее проявляется и твоя собственная идея. Ты осознаешь, что конкретно хотел бы сказать этой музыкой.
– Публика на концертах бывает очень разношерстной. Кто-то приходит ради определенных сочинений, другие вновь хотят услышать любимого исполнителя. Есть и те, кого сама музыка интересует в последнюю очередь, главное – раскрученное имя артиста. А для Вас важно, кто сидит в зале?
– Мои концепции произведений, конечно, не зависят от публики. Но на этот вопрос не может быть однозначного ответа. Если мы играем 16-й квартет Бетховена, оценить его исполнение и звучание смогут далеко не все. Даже от самых искушенных слушателей и музыкантов это потребует определенной интеллектуальной работы. Вникнуть с первого раза будет непросто. Но я верю, что можно правильно настроить публику и получить отклик. Не надо бояться играть сложные вещи! Если человек понимает контекст сочинения, то может многое постичь и без подготовки, на эмоциональном уровне. У каждого из нас есть свой внутренний мир, жизненный опыт, свои чувства и переживания. Для одних музыка станет неожиданным откровением, для других – ожидаемым удовольствием. Я горячо приветствую идею, что нужно играть для всех, немного демократизировать концертные залы. Необязательно быть шеф-поваром, чтобы пойти в хороший ресторан. В любом случае вы способны оценить вкус блюда или оригинальность подачи. Главное – это искреннее желание понять, что хочет сказать композитор своим произведением или как эту идею интерпретирует исполнитель.
– Часто внутри музыкальных произведений присутствуют так называемые каденции – моменты, когда солисту позволяется сыграть своё собственное соло или импровизацию. Насколько велика при этом степень свободы артиста?
– Действительно, во многих инструментальных концертах есть моменты, где исполнитель может «прокомментировать» музыкальное сочинение. Хотя в большинстве случаев имеются уже готовые каденции, сочиненные великими музыкантами (например, каденции Бетховена к концерту Моцарта) я всегда стараюсь сочинить что-то свое. Убежден, что нужно использовать данную свободу. Только так музыкант может сказать слушателям что-то очень личное и персональное. Ведь одно дело – повторять прописные истины, совсем другое – высказывать свою точку зрения.
– Вы правы, такой подход к музыке привлекает многих слушателей. Но у любого композитора есть свой уникальный стиль и это нужно учитывать…
– У каждого «классика» есть музыкальный язык со своей орфографией, пунктуацией, синтаксисом. Даже для определенного периода творчества композитора характерны свои правила стиля. Но эти правила не ограничивают, абсолютно не ущемляют свободу музыкантов. Расстановка запятых в предложениях, как и расстановка ударений в словах тоже регламентированы. При этом каждый может сказать все, что угодно, не нарушая правил. То же происходит и в музыке. Есть определенные границы, в рамках которых мы – исполнители – можем делать много интересных вещей. Свобода через ограничения – тот принцип, который работает в музыке.
– Один знакомый пианист, во время обучения в консерватории, позволял себе прыгать с парашютом. Не особенно раздумывал над возможными последствиями своего увлечения. А Вы – авантюрист?
– На самом деле, у меня есть мечта – полетать на дельтаплане. Наверное, когда-нибудь это сделаю. А сейчас надо постоянно учить новые произведения и готовиться к предстоящим концертам.
– Быть востребованным музыкантом – невероятно сложно. Кроме удовольствия от любимого дела, признания публики есть и обратная сторона медали: постоянные переезды, смена часовых поясов, цейтнот. Как к этому относятся ваши родные люди?
– Да, это на самом деле – проблема. Часто не хватает времени кому-то позвонить, увидеться с родными или друзьями. Я должен сказать большое спасибо за то, что они относятся к моей работе с пониманием. И я стараюсь этим не злоупотреблять. Занятие музыкой полностью поглощает, но такая у артистов жизнь. Конечно, немного печально, что круг общения ограничен. Среди моих друзей только единицы не связаны с музыкой. Моя жена тоже скрипачка. И, вместе с тем, если музыка – дело всей твоей жизни, то скучно никогда не бывает. Всегда ждут огромные «непаханые поля» интересных сочинений.
– Недавно читала отзыв критика о произведении современного американского композитора Дэниэла Уокера. По словам автора статьи, ни один мотив сочинения не задержался в голове надолго. Это и стало причиной скромной оценки работы композитора. Неужели мелодия – единственное, что важно?
– На самом деле, музыка – это гораздо большее, чем просто мотив или мелодия. Вопрос в том, что является музыкой для вас и зачем именно вам она нужна. В большинстве случаев, произведение существует в каком-то контексте. Если мы идем в концертный зал слушать мессу Моцарта, то должны понимать: эта музыка в некоторым смысле прикладная, она была написана для сопровождения службы в церкви. У балетных сочинений тоже есть своя определенная функция. Оценивать музыку очень сложно, каждый человек вкладывает в это понятие что-то свое. Сейчас, во время нашего разговора, мы слышим звуки радиоприемника и для меня это не музыка, просто шум. С другой стороны, есть композиторы, которые настолько расширили понятие «музыка», что стало возможным включить в произведение совсем немузыкальные звуки: шуршание газет или бренчание ложек. Так что же такое музыка? Для одного – это красивая мелодия, для другого – шум улицы, а для кого-то – звуки из радиоприемника.
– Если отвлечься от партитуры, то качество музыки зависит и от инструментов. В одном репортаже Вы говорили, что для выступления заменили металлические струны скрипки на жильные. Что происходит со звуком при такой рокировке?
– Дело в том, что ещё в 20-х годах XX века на большинстве струнных инструментов использовали именно жильные струны. Конечно, они были не слишком прочные, не надежны по интонации, звучание зависело от влажности и других факторов. Позже, с развитием промышленности, появились металлические струны. Естественно, они оказались прочнее и постепенно практически все отказались от жильных струн. Но с изменением материала изменился и тембр звука. Сейчас же существует обратная тенденция: исполнять музыку на инструментах той эпохи, во времена которой произведение было написано. Первый раз я попробовал играть на жильных струнах, исполняя сонаты Брамса. Звук был настолько теплый и человечный, что казалось: в руках совершенно другой инструмент. Такая маленькая деталь изменила все: технику игры, интерпретацию, отношение к музыке. Играть на жильных струнах сложнее, но и результат, и сам процесс приносят огромное удовольствие. А когда снова возвращаешься к современным струнам, перестраиваешься и чувствуешь себя по-другому. Сегодня занятия музыкой часто превращаются в конвейер. Концерты идут один за другим и теряется свежесть восприятия. От этого меняется не только музыка, но и отношения между людьми. Поэтому для меня использование жильных струн — это не только попытка вернуть утерянное звучание, но и способ вернуть что-то хорошее, чего нам сейчас не хватает.
Source: Уральский мередиан
