Пианистке Варваре Мягковой 41 год, и всю свою жизнь она посвятила музыке, но большой популярности всё не было. Были выступления на международных конкурсах, сольные программы, но имя Варвары Мягковой знали только в узком кругу, пока записи ее выступлений не выложили на YouTube, не спросив об этом саму Варвару.

Эти записи собрали огромное количество просмотров и восхищенных комментариев, а настоящая узнаваемость пришла к Варваре после выступления на фестивале «Летние вечера в Елабуге», куда ее пригласил известный пианист Борис Березовский, познакомившись с ней через приложение для поиска репетиторов, подписавшись просто «мальчиком Борей».

В интервью E1.RU Варвара рассказала, почему была против того, чтобы записи ее выступлений публиковали, тяжелее ли женщинам-пианисткам построить карьеру и объяснила, почему не завидует молодым рэперам, собирающим огромные залы на своих концертах.

О взлете карьеры

— Почему вы были недовольны тем, что ваши записи с концерта выкладывают?

— Я не очень люблю свои записи, мне они не нравятся. Я начинаю их слышать и понимать только через много лет. В свое время я их слушала, мне не понравились. Тогда мне это казалось несовершенным.

— Жалели, что этого взлета в карьере не произошло раньше, и не задумывались ли о том, что еще пара лет, и вам это всё было бы совсем уже не нужно?

— Думаю, всё случилось очень вовремя: если бы меня пригласили выступать раньше, психика бы не выдержала.

А насчет того, что всё случилось бы еще позже. Есть ведь ощущение собственных сил. В целом каждый человек чувствует себя огромным, с огромным запасом добра к себе.

Но есть проблема выбора: что и как он выбирает. Будет ли он действовать и идти прямой дорогой или он отклонится, пожалеет себя, это первое, а второе — готов ли он отдать всё, если есть такая возможность? Или готов человек провалиться? Готов поплатиться?

Я очень благодарна своим слушателям, которые меня слушают сейчас и слушали раньше. Не исключены самые разные последствия, но главное, я думаю, всё это принимать и идти той дорогой, ради которой ты готов отдать всё.

— Я смотрела записи ваших выступлений, и ваша мимика, жесты, то, как вы проникаетесь музыкой, — это прекрасно. Вы сами вообще задумываетесь о том, как в моменте выглядите со стороны?

— Ни в коем случае. Надеюсь, я смогу приблизиться к тому, чтобы не двигаться вообще за инструментом, что когда-нибудь это всё выключится и останется только музыка.

Это дурная привычка, которую достаточно сложно вывести.

— Это считается плохим тоном у музыкантов?

— Нет, мне это просто не нравится, это лично моё предпочтение. Не все сидят спокойно, кто-то с очень ярко выраженной мимикой. Естественно, я не задумываюсь о себе во время игры. И вообще не задумываюсь ни о чём во время игры. Там работает больше подсознание.

— То есть в идеале вы хотите быть каменной леди?

— В идеале я бы хотела, чтобы меня никто не замечал за роялем, замечали только музыку. Меня расстраивает момент, когда замечают не музыку, а мои движения, потому что это, скорее, печать зла.

— В интервью на канале «Ещенепознер» вы говорили в том числе о том, что для вас важен не сам успех в карьере, а тот факт, что вы занимаетесь музыкой и развиваетесь в этом.

— Это не от того, что человек гордый. Это от того, что человек не верит в себя. Я очень со многими музыкантами разговариваю. И вот, когда говорят: «Мне страшно, я не буду, я не могу», я говорю: «А попробовать-то ведь можешь?».

Если тебе это близко, если тебе это нужно по-настоящему, то какая разница, как ты это делаешь? Не в том смысле, что ты не будешь двигаться в сторону улучшения.

Есть вещи, которые в любом возрасте ценны, потому что они богом даны. Красота, любовь, добро — самые простые ценности, которые могут проявляться через искусство, через слово, через дело. Если тебе дано — бери и делай, а если не дается — значит, не дается, не твое.

У меня был щелчок, когда я поняла, что сейчас я новый человек. Это было огромное чувство счастья, облегчения. Сначала было как-то грустно: семья, заботы, работа, отсутствие денег. А потом, в какой-то момент, я поняла, что неважно, кто я сейчас: я готова сейчас на всё. Это моя дорога, и я с нее не сойду.

Вот это ощущение уверенности, полной цельности с самой собой и согласие с тем, что я несовершенна, мне и помогло. У меня есть еще одна дорогая мне цель, которая меня окрылила и благодаря которой я стала другим человеком, — это волонтерство.

— А к этому вы как пришли?

— Просто не смогла остаться равнодушной, и всё. Это совершенно случайно получилось. И сейчас для меня это больная мозоль, потому что я в этом году отошла от волонтерства, потому что я просто не успеваю, и это на меня давит очень сильно.

Мне говорили, что если ты сильная и у тебя есть деньги в конце концов, то ты больше сможешь помочь. Но мне нужно именно заниматься этим. Этот год без волонтерства был для меня сложным. Я буду возвращаться: небольшими дозами, но обязательно буду, пусть и отказываясь от каких-то выступлений. Потому что это мое альтер-эго.

Как найти свой путь

— И как всё успевать?

— Мне моя подруга, хормейстер, Евгения Борисовна Кудричевская как-то сказала: «Время резиновое. Вы если захотите это сделать, вы это сделаете. Вам кажется, что вы не успеете, а вы просто сделайте. Если вы говорите, что не успеете, то и не сделаете».

Есть такое ужасное выражение, мне папа его говорил: «Ты не думай — ты делай». Надо понять, из чего по-настоящему ты состоишь: просто понять свои хорошие стороны и использовать их по полной программе. Если что-то не получается, значит, ты либо ошибся, либо не твое.

— То есть надо еще раз попытаться и потом, если что, с чистой совестью это всё отпустить?

— У меня такое отношение раньше к музыке было: вне зависимости от того, буду я в ней известна, неизвестна, буду я в подвале играть или еще где. С 2007 года я занималась каждый день, я готовила программу, у меня было свободных всего 20–30 минут в день, а всё остальное время было занято. Каждый день через усталость я садилась и занималась.

Я хотела и хочу быть музыкантом: не важно каким, я просто хочу к этому прикасаться, я не хочу без этого жить. Мне кажется, что такое внутренне счастье должно быть у всех. Оно у всех и есть.

Если у тебя нет крыльев, ты будешь замерзать, засыхать, и ничего в результате не останется, кроме печальных воспоминаний о прошлом.

Времени, я считаю, вообще нет: завтра не существует, а вчера прошло — у нас есть только сейчас.

— А как тогда понять, идя к своей мечте, что это необходимая трудность на правильном пути, а не знак, что не стоит идти дальше?

— Сердце.

— Которое ошибается. Причем часто.

— Иногда да. Нет, здесь если ты отдаешь, значит можешь. Если ты идешь по пути, и у тебя что-то складывается, и ты при этом можешь кому-то помочь — помогай. Нельзя только брать.

— У вас всегда было понимание, что вы должны быть музыкантом?

— В свое время я очень завидовала, например, продавцам пирожков там. Я тоже пыталась торговать, проблема в том, что у меня всё время были недостачи, то есть меня обмануть очень просто, я не умею считать деньги. Это прямо клиника. У меня было фактически три года проб и всегда были большие недостачи. Меня даже выгоняли с работы, хотя я честно пробовала и не чуралась этой работы, но ничего не вышло.

— Но сейчас, засыпая или просыпаясь, вы думаете о том, что всё складывается именно так, как хотели?

— Нет. Я думаю не о том, что произошло, а о том, что я отдала. Пока что я не очень много отдала.

Тяжело ли быть женщиной-пианисткой

— Ко мне отношение всегда было очень хорошее. Мне, конечно, говорили иногда: «Ты сегодня сыграла ужасно», иногда говорили, что прекрасно и гениально, но в отношении, так сказать, гендерного какого-то неприятия — никогда я с этим не встречалась.

Но женщинам-пианисткам, конечно, сложнее. Просто у женщины эмоции занимают гораздо большее, чем у мужчины. Женщины очень эмоциональные и добрые. Она будущая мать.

Это же просто так устроено природой, что она будет обращать больше внимания на отношения, на то, как мы разговариваем, что мы делаем. В музыке это, конечно, чрезвычайно сложно: если ты занимаешься музыкой, то тебе надо заниматься только ей. Очень сложно совмещать семью, готовить обеды, купать детей, водить в поликлинику, в детский сад, сейчас вот в школу и так далее. То есть это тоже всё занимает время. И время в общем-то неформальное. Если мама будет мамой формально, это будет беда.

Мужчины больше приспособлены к карьере физически и психологически, чем женщины. Есть какие-то вещи, в которых женщина слабее мужчины. Так что у женщины это должна быть определенная выдержка, железные нервы и умение себя поставить.

— Для меня музыка всегда ассоциируется сразу с эмоциями. Почему эмоции могут мешать?

— Когда слушаешь музыку — да, это эмоции. Это абсолютно чистая эмоция, смешанная с другими ценностями, физическими представлениями, с эмоционально пережитыми моментами.

Но играть и слушать музыку — две очень разные вещи, особенно в концертных поездках. Я думаю, большинство концертных поездок начинаются с конкурса, а вот конкурс — это очень большое психологическое напряжение, на котором легко сломаться, особенно ребенку.

Мне кажется, это незамкнутый круг. Не всегда ты выигрываешь, иногда проигрываешь. Тут проблема в том, как суметь научить ребенка конкурировать и проходить сложные этапы. Многие конкурсы делают хорошие дела, например делают сильнее. Даже тех конкурентов, кто не выигрывает: они тоже становятся сильнее.

Но после конкурса маленький человечек может сломаться: либо это будет слишком бурная концертная жизнь, либо неудавшаяся концертная жизнь, потому что конкурс его отсеял, а он перестал верить в себя.

О современной музыке

— С учетом того, что вам пришлось пройти через такое количество конкурсов и уделять столько времени музыке, не обидно ли, насколько популярны сейчас те же рэперы?

— У меня много известных знакомых, которые просто выходят на сцену и играют фантастически, но усилий не прикладывают. Получается какое-то чудо. А в плане современной музыки...

Это же из разряда развлечений, а они всегда были, но главное, чтобы они не приводили к каким-то запретным вещам. Бит битом, но под него люди делают разные вещи, которые даже не стоит озвучивать.

Есть какая-то классификация расслабления, когда это просто допинг, но он тебя не спасает — он отвлекает. Он тебя приводит к большей куче ошибок, и потом опять-таки тебе будет сложно не сломаться. Есть развлечения, но их должно быть в меру. Это не шибко раздражает, но и не так, чтобы радует. Завидовать тут нечему особо. Я и сама могу бит написать, наверное. Я бы этого даже хотела, но некогда.

У каждого свой продукт. Допустим, я недавно сидела, слушала, как музыканты во дворе, видимо, сочиняли что-то новое. Не хочу хвастаться, но я рада, что не сочиняю такую музыку, потому что я могу сочинить ее за несколько секунд, сыграть, спеть, любой шлягер сделаю, мне не сложно. Проблема одна: мне это неинтересно.

Еще очень многое зависит от возраста. Проходит время, и человек обязательно начинает стремиться к чему-то более протяженному, к чему-то более длительному и устойчивому.

Сейчас мы с дочкой вместе слушаем и играем одно и то же, потому что обе немного рокоманки, любим что-то потяжелее. Например, Radiohead, хотя это, наверное, скорее не рок, а тяжелая попса. Нравятся Imagine Dragons. Людовико Эйнауди недавно слушали — сидели, плакали. А я считаю, что Билли Айлиш — абсолютный гений. Девушка упала с неба.

Про общую культуру людей

— Во время вашего выступления у кого-то зазвонил телефон. Еще, например, в филармонии кто-то начал аплодировать раньше, чем закончилось выступление. Как вы относитесь к такому дилетантству, если можно так сказать?

— Честно, я абсолютно так же, как и вы, к этому отношусь как зритель и слушатель — это нервная реакция. Я, конечно, не буду топать ногами и кричать: «Уберите ваш телефон», но внутренне у меня будет ощущение, будто всё скребёт внутри. Но когда я сижу на сцене, я вообще не обращаю на это внимания.

Когда ты на сцене, бывает другое: если ты не сконцентрирован, бывает, начинаешь чувствовать, что и зал размагничивается. А телефон, шуршание фантиками от конфет — это всё случайности, которые неважны. Важнее то, что сейчас происходит. Но как у слушателя, когда я сижу в зале, у меня другое представление.

— Зрители, возможно, не знают, как надо себя вести, но они приходят на концерт, развиваются. И это будто бы хорошо. Как вы думаете, культуры и стремления к прекрасному сейчас в стране стало больше?

— Вы знаете, я уверена вот в чём: в своё время, в 90-х годах, если тебе наступали на ногу, сразу начинали кричать. Сразу начинался крик, гам, ссоры. Мы еще тогда с друзьями договорились быть вежливыми. Сейчас всё лучше — улицы в основном чистые, а раньше ту же бумажку люди могли выбросить куда угодно.

Мне кажется, жизнь, как вода — состоит из мелочей. И если в мелочах стало лучше, то и глобально, в том числе и в культурном плане, ситуация меняется.

Текст Юлия Забайлович